... и он дал себе слово, и не сдержал его уже к шести тридцати. Отправился в город, в знакомый паб, поздоровался, налили.
Не слишком ли много для человека? Слишком мало, чтобы смазать оперение огромных стервятничьих крыльев. Из воротника он угрюмо сквозь окно смотрел на закат. Дым плавал под потолком, деревянные ребра клетки, украшения наравне с топором, подвешенным к верхней балке, стискивали туловище Энди. Стакан опустел, Валчер не опьянел. Ежедневно десять тысяч таких как он погибают в ловушках - ладно, не ежедневно, только по праздникам. Выходит, сегодня праздник. День угря, водяной змеи и камбалы.
Грифы гибнут, когда не остается сил клевать и отгонять от свежего тела молодых соперников. Удобно тогда быть единственным в своем роде; Вирждиния редко показывает голую шею, родителей нет, детей нет, делай, что хочешь, и живи вечно, то есть до тех пор, пока не откажут мышцы, приводящие в движение клюв. А пока живешь - жуй.
Ведь он и был совершенный стервятник: он взял у Ольги все, что мог. Он молчал, а потом вгрызался в нежное мясо. Однако нельзя сказать, что не остался в накладе, но жевал ее, пока было возможно.
Все меняет точка зрения. Все зависит от того, с какой высоты смотришь, а счастье в том, чтобы забраться на самый верх и свить там гнездо, и не заводить птенцов.
Еще все зависит от размера крыльев. Может, в этом и был корень всего? Проклятый корень благословенного дерева. Наверху дом, а внизу причины; дом-следствие. Вся жизнь произошла потому, что то ли из желудя, то ли просто из семечка явилось дерево.
По телевизору волейбол. Одна команда девушек в слишком коротких шортах громит другую, и Энди начинает переводить все это - дым, клетку, девушек - в текст, но у него уже не выходит. Тогда он обиженно смотрит на топор. "Как можно?" - спрашивает он у топора и у самого себя; топор криво улыбается. Сам себе Энди предпочитает не отвечать, ему хватает Моны Лизы, парящей в вышине; потом ему кажется, будто она низходит к нему за стол, и успевает подумать, что лучше бы это было не так, но поздно - топор уже, раскрошив тарелку, расбросав столовые приборы, оставив вмятину на столешнице, замер у края, ртом к Энди, и смотрел, как тот трясущимися руками выгребает из кошелька денег куда больше, чем надо, и бежит домой. Топору мало только смотреть, и он преследует Энди до самого дома, когда он вламывается туда, выпутавшись из велосипеда, падает на кровать и прячет голову под подушку. Крылья и хвост свешиваются с края.
Следующее утро Энди встретил с лезвием на соседней подушке. Топорище он нашел на пороге спальни. Выбросил все из окна на задний двор, позавтракал наскоро яичницей с помидорами и засел за корреспонденцию.